Пенза, 10 октября 2014. PenzaNews. Всероссийские фестивали, организуемые в провинции, являются не только площадкой для конструктивного диалога, но и, в первую очередь, источником вдохновения для каждого театроведа. Такое мнение в интервью исполнительному продюсеру ИА «PenzaNews» Наталье Зыковой высказала театральный критик, редактор журнала «Станиславский», обозреватель «Театральной афиши», член жюри всероссийского фестиваля спектаклей по произведениям Михаила Лермонтова «Маскерадъ», прошедшего в Пензе, Алла Шевелева.

Фотография © PenzaNews Купить фотографию

— Алла Константиновна, не секрет, что на любом фестивале широкую общественность больше всего волнует вопрос о том, кто победил и кто лучший. Однако участниками масштабного действа являются не только режиссеры и актеры, но и сама публика, и, безусловно, критики, чья напряженная работа обычно остается за кадром. В жюри фестиваля «Маскерадъ» вошли семь театроведов, шестеро из которых — представители сильного пола. Критиков-женщин в России, действительно, так мало?

— Последние лет двадцать, а может быть и больше, мальчики на театроведческом факультете — явление редкое. Когда я училась в РАТИ (ГИТИС), на нашем курсе были одни девочки, такой Иваново – город невест. И, несмотря на то, что некоторые педагоги-мужчины давали нам понять, что критик — профессия не женская, деваться им было некуда. Они воспитывали нас жестко, не делая скидку на возраст и пол. Нас учили избегать «женской критики». Понятие «критикесса» приравнивалось к оскорблению. Излишняя эмоциональность и экзальтация не приветствовались.

Конечно, в нашей работе существуют свои законы и критерии, есть субъективный взгляд на то или иное явление в театре, но на умение выражать свои мысли или анализировать увиденное гендерная принадлежность не особо влияет.

— Бывало такое, что во время обсуждения постановок «Маскерада» возникало недопонимание с коллегами противоположного пола?

— Иногда мы спорили, но в главном наши оценки совпадали. По моему опыту, всегда тяжелее определить даже не лучшего режиссера, а лучшего актера и лучшую актрису. Особенно трудно спорить с мужчинами в жюри по поводу женщин. Но, надо отметить, что на фестивале в Пензе я не чувствовала никакого давления или снисхождения, несмотря на то, что я намного младше коллег и я женщина. В принятии решений учитывались мнения всех.

— Наверное, самое сложное при разборе постановок — высказать свое нелицеприятное мнение, глядя в лицо объекту критики, а именно через это ежедневно проходили на фестивале творческие коллективы, каждый из которых, наверняка, считает свои спектакли достойными и в своем роде уникальными. Как внутренне перебороть желание не обидеть и в то же время честно сделать свою работу?

— Критику вообще трудно поменяться с актером местами, выйти на сцену и начать ему вещать. Он гораздо комфортнее чувствует себя в темном зрительном зале или наедине с компьютером. Преодолеть внутренний барьер помогает только опыт.

Это не первый мой фестиваль, но вначале, сразу после института, было очень страшно. Хотя нас во время учебы подготовили, научили держать удар, отстаивая свое мнение.

На первом курсе в рамках семинара по критике ты начинаешь писать свои первые рецензии, весь курс смотрит спектакль, о котором ты пишешь, а потом все эти люди, эти маленькие акулы пера, садятся и начинают разбирать твою статью по косточкам.

То есть будущий специалист с юного возраста учится не только критиковать, но и принимать критику в свой адрес. Поначалу ты к этому не готов, тем более чем младше возраст однокурсников, тем больше самоуверенности и категоричности — бьют больно, не рассчитывая удар.

Разумеется, у нас на курсе были конфликты, войны, но это были споры искусствоведческие, театроведческие — без перехода на личности. Мне даже объявляли бойкот, и весь курс мог со мной не разговаривать.

С возрастом учишься правильно подбирать слова, не рубить с плеча. Мне повезло, находясь в жюри, я учусь у всех своих коллег. Здесь очень важно именно то, что мы все стараемся помочь, ни в коем случае не навредить. Никто в силу своей профессиональной состоятельности не пытается самоутвердиться, мы заинтересованы в конструктивном разговоре.

— Алла Константиновна, по Вашему мнению, в наши дни критик — это по большей части театровед или журналист?

— Режиссеры и актеры любят говорить, что критик — это несложившийся актер, который вымещает свои комплексы. На мой взгляд, критик — это профессиональный зритель, преданно любящий театр и комфортно чувствующий себя в зале, а не на сцене.

В настоящее время быть просто критиком очень сложно, хотя бы потому, что их гораздо больше, чем мест, где они могли бы публиковаться. Да и сама профессия, само время предполагает то, что ты работаешь сразу в нескольких направлениях. В меньшей степени, к сожалению, это история театра — наука уходит на второй план. Но есть организация фестивалей, театральный PR, и как-то это можно сочетать между собой, то есть выходы есть.

Поскольку я работала три года театральным критиком в «Известиях», то совершенно точно знаю, что за рецензию в газете приходится бороться, она никому не нужна, потому что у нее меньше рейтинг, чем, скажем, у статьи о скандале в каком-нибудь театре. Журналист сейчас работает на цитируемость, на быстроту реакции, как корреспондент информационного агентства. Какое там — посмотреть 20 раз спектакль и подумать! На это нет времени. Потому рецензия перерождается в репортерскую заметку. Этот факт болезненно воспринимается старшим поколением, а у молодого — просто нет выбора.

Хотя если вспомнить газетные статьи одного из основоположников театральной критики XX века, завлита Художественного театра времен Немировича-Данченко и Станиславского Павла Маркова, то для газеты он писал очень кратко. Таковы требования жанра газетной статьи.

— В ходе фестиваля от ряда Ваших коллег звучало мнение о том, что столичные театры находятся в упадке. Вы согласны с такими заявлениями? И в чем заключается это упадничество современных театров Москвы и Санкт-Петербурга, на Ваш взгляд?

— В последние два-три года мы стали свидетелями любопытного процесса. Какое-то время назад трудно было себе представить театр-митинг, протестный театр или остросоциальный. Наоборот, режиссеры старались избегать подобной драматургии, боясь впасть в пафос, да и зритель скептически воспринимал социально-политические призывы, вплетенные в ткань спектакля.

Сейчас все наоборот. Как говорят, утром — в газете, вечером — в куплете. Театр хочет казаться смелым, острополитическим, но на деле происходит подмена понятий. Опасность заключается в том, что режиссеры занимаются конъюнктурой, стремятся сделать себе имя или удержать зрительский интерес, инициируя скандал, желая снискать славу смельчаков, втыкая в действие в тех или иных местах какие-то острые намеки, подмигивая и фиги в кармане. И не дай бог ты это покритикуешь — сразу попадаешь под обстрел, хотя речь идет о грубых, скверно сделанных театральных поделках, не имеющих отношения к искусству.

Дело даже не в том, что форма превалирует над содержанием. Очень много пустоты, которая шифруется за какими-то смыслами, какими-то сложностями, а если ты не понял — сам дурак. И это очень грустная история.

Есть вторая тенденция — когда театр раздвигает границы дозволенного, то есть пытается показать, до какой степени он может дойти в желании эпатировать. И некоторые режиссеры соревнуются между собой в эпатажности, забывая о смысле, о том, для чего мы все театром занимаемся.

— То есть можно говорить о том, что у провинциальных театров сегодня есть определенное преимущество перед столичными?

— Провинция где-то, бывает, отстает, и в чем-то это, может быть, иногда ее счастье. Тут многое зависит от города, потому что театральные города разные. Но, мне кажется, именно здесь есть вероятность того, что без оглядки на какое-то сообщество, находясь немного в другом контексте и в другой ситуации, возникнет что-то настоящее, самобытное, ни на что не похожее.

На самом деле это мечта любого критика — открыть талантливый театр в провинции и прославить его на всю страну. Знаменитые статьи Натальи Крымовой как раз были посвящены этой теме — она открывала никому неизвестные театры, например театр Юозаса Мильтиниса в Паневежисе, где работал молодой Донатас Банионис.

Фестиваль дает возможность критику познакомиться или проследить за путем развития сразу нескольких театров. Для самих театров возможность выехать на фестиваль тоже чрезвычайно важна. Происходит культурный обмен, общение, возникают новые связи, планируется сотрудничество.

У коллег, взявшихся за сложнейшую лермонтовскую прозу и драматургию, есть возможность познакомиться с работами друг друга, и здесь, на пензенской земле, происходит обмен энергией. А театральный критик черпает вдохновение, потому что в рамках фестиваля он получает возможность увидеть или открыть для себя заново свою страну.

— Алла Константиновна, какой профессиональный совет Вы могли бы дать всем театральным коллективам – участникам фестиваля «Маскерадъ»?

— Самое важное для любого творческого человека — быть открытым. Было очень приятно, когда мы общались с разными труппами и театрами, и возникал диалог, когда не было обид, какого-то уязвленного самолюбия.

Давать советы театральным практикам не мое дело. Хочется пожелать веры, потому что я понимаю, как сейчас тяжело заниматься этой профессией, в том числе в финансовом плане. Веры и сил. Не самоуверенности, а позитивной конструктивной уверенности, чтобы продолжать меняться, совершенствоваться и не опускать руки.

— Спасибо за добрые пожелания и содержательную беседу!