Писать надо о том, что ощущаешь — Лариса Яшина
Печать
Пенза, 8 марта 2016. PenzaNews. Член Союза писателей России, лауреат литературных премий Лариса Яшина дала интервью корреспонденту ИА «PenzaNews» Людмиле Мизиной, в котором рассказала, с каким чувством она выпустила двухтомник «Любовь моя — губерния», как родились ее лучшие стихи, что и почему ее коробит в современной поэзии, а также согласна ли она с тем, что время поэтической строчки ушло.
Фотография © PenzaNews Купить фотографию
— Лариса Ивановна, насколько мне известно, два тома книги «Любовь моя — губерния» Вы создавали около трех лет. Как начиналась работа над изданием?
— Идея возникла у меня давно, лет 15 назад. Я исколесила всю область. Я настолько люблю Пензенскую область и места отдельные, что перестала ездить отдыхать — мне уже не надо ни заграницы, ни югов. Кроме того, я осознала, что имею физическое отношение к этой земле. Мой дядя [Александр Баталин — первый секретарь пензенского горкома партии, депутат Верховного совета СССР первого созыва, один из инициаторов издания указа об образовании Пензенской области от 4 февраля 1939 года] эти границы определил. И я единственный человек, кто знает от него, как это было. Ощущение, что я знаю о рождении этой губернии.
Во время поездок мы встречались с поэтами и в библиотеках, и в училищах. Пришла ко мне мысль, что надо поэтическую губернию собрать — людей, которые о ней пишут. Я подумала, что люди пишут, но это все растеряно — в районных газетах, в личных самодельных сборничках.
Сначала я клич дала среди наших писателей, у кого что есть о Пензе, о губернии. А потом мне помогла пензенская областная библиотека имени М.Ю. Лермонтова — они по своим библиотекам команду дали. Потом шел отбор.
Вообще как антологии делают — берут одного автора, и подборка его стихов дается; потом следующий автор и так далее. А у меня нет. Один автор написал и о «Тарханах», и о какой-то речке, и о Пензе. Я их не даю всех вместе, я их разношу — в одном месте, где все пишут о «Тарханах», тут у меня стихотворения о Пензе.
Губерния у меня перед глазами. У меня нарисовалось: вот сердце губернии — Пенза, вот от нее луч идет через «Тарханы», Белинский. Поимом закончили отросточек. [Главу] «От Пензы до Земетчино» я выстраивала. Я вижу, как еду по этой дороге — вот оно Арбеково, вот родник «Чайник», вот Мокшан, вот поворот в Чернозерье, мы заворачиваем от Плеса вправо. Вот мы выехали на Пачелму. В Пачелме по полям — кто про какое село написал. Потом в Башмаковский район, Куземкино там мое. Абашево. В Наровчат не стала в этой главе заворачивать: я ему отдельную главу отдала.
Каждый район, каждое направление может из этой антологии выделить свои небольшие книжечки — более дешевые, более массовые для своих читателей. Вот кузнечан, земляков, я на это обязательно подобью.
— Расскажите, пожалуйста, немного о поэтах и художниках, чьи произведения вошли в двухтомник «Любовь моя — губерния».
— Это все, кто вокруг меня пишет. Самое большое количество стихов, кроме моих, Олега Савина, Виктора Агапова — тех, кто ездил так же по области, а не просто сидел дома, писал. Очень много стихов нового члена Союза писателей, живет она сейчас в Вадинском районе, а родом из Абашево, — Нины Богдашкиной. Очень ее стихи пополнили главу «От Пензы до Земетчино», потому что там целый цикл о Вадинске, целая книжка у нее была об Абашево. Очень много о Наровчате. Там у нас был хороший поэт Владимир Поляков, у него несколько книг, стихов и рассказов о Наровчате. И у меня цикл большой о Куприне, о Наровчате. О Лермонтове у каждого есть стихи и у многих — о Куприне. Есть поэты-барды — Борис Шигин, Елена Чабалина. Но все равно бардовская поэзия чуть-чуть отличается. Они не пишут как мы о конкретном мире, у них мир фантазии, мир их мыслей. Очень много стихов о разных районах у Лидии Терехиной, это хороший, отличный поэт — поэт современного стиля, хоть и старинного слогосложения. Владислав Самсонов, редактор «Нашей Пензы». Михаил Кириллов из Заречного — очень сильный. У него немного стихов, но если стихотворение — то это ай-яй. Виктор Кельх, Виктор Иванов — человек военный, стихи патриотические, серьезные, своеобразные в некотором случае. Очень хороший поэт Владимир Бражников, он не так давно в Пензу переехал из Кевдо-Вершины Белинского района. Замечательный, легко читается, очень наблюдательный, поэт деталей.
Из художников [можно увидеть] работы молодых, которые меня вообще потрясают. Это Денис Санталов, чья картина долгое время в музее одной картины демонстрировалась. Илья Шадчнев, Денис Коротков — это молодежь все. Герман Карпов — это из прежних. Виктор Шапов — замечательный художник, оформляет и мои книги. Кузнецкий художник Александр Алферов. Всего у меня в этих двух томах около 300 авторов — и поэтов, и художников.
— Лариса Ивановна, насколько я знаю, при издании книги «Любовь моя — губерния» Вы столкнулись с проблемой финансирования. Как удалось ее решить?
— Книга была готова еще в конце декабря 2014 года. То есть 2015 год у меня весь ушел на ожидание финансов, на надежды.
Один человек, который родом из села Малосердобинского района — деятель в военной связи, у него крупная фирма — мне на половину тиража подкинул, а вторую половину я заняла. И когда авторы мои купят книги, я отдам. Я издала — у меня гора с плеч.
Книга издана на мелованной бумаге. Когда мне предложил печатник, я возрадовалась. Дело в том, что когда-то я мечтала о напечатанных стихах. Я во сне во взрослом возрасте видела какой-то журнал, где 8 моих строчек напечатаны на глянцевой бумаге, цветная страница. Потом были эти строчки — на глянцевой бумаге. Была книга «10 лет нашей дружбы» [издана в 1980 году].
А теперь вот у меня для всех, для любого простого крестьянского человека, написавшего стихи, есть цветная книга, глянцевая бумага. Такую мечту, о которой человек и не думал, я сделала. У меня внутреннее удовлетворение огромное. Мне только будет жаль, если начнут мне это мое настроение портить тем, что будут сплетни, или какие-нибудь потомки станут гонорары просить. Мы специально написали, что издание безгонорарное. И я брала расписки у авторов, что они не претендуют на гонорар.
— В Вашей биографии сказано, что первые стихотворения Вы написали еще в начальной школе. Сейчас, по прошествии десятилетий, творческий запас не иссякает. Откуда Вы черпаете вдохновение на протяжении стольких лет?
— Стихи пишутся не за столом. Они пишутся у меня за прополкой, за сборкой смородины, за мойкой, за уборкой. Особенно за смородиной люблю — сесть под куст, «доить» его. Я себе задаю какую-нибудь тему, цепляюсь за нее, и она у меня работает. Вылезаешь из-под куста со стихотворением.
Поэму о Радищеве я написала на прополке картошки. Правда, я готовилась к этой поэме 9 месяцев, начитывалась, набирала материал. И вот в поле я к небу обратилась, и к нему тоже: «Александр Николаевич, ну, помоги мне, у тебя 250 лет со дня рождения». И что? Где у меня был затор — пошло. И я подумала, что земля, любая травинка — антенна, везде связь неба и земли. То есть вполне возможно, что к тебе откуда-то сверху приходит, из информационного поля.
Есть очень хорошие стихи, которые уже признаны, я сама ими довольна, но одно лучшее. Это «Лики». А появилось оно — с неба кинуто. Вот мне хочется даже иногда писать книжку «Как появляются стихи».
Меня позвали выступать в «Тарханах» на Дне лермонтовской поэзии, а картошка и Проказна, где моя дача, меня тоже к себе тянут — время упускать нельзя, иначе без картошки останешься, жуки съедят. И вот я уже опаздываю, вскакиваю в электричку до Проказны, а у самой в мыслях: что я буду читать в «Тарханах»? Я буквально впрыгиваю в вагон, отыскиваю свободное место, плюхаюсь, а в голову мне приходят строчки: «Сожалеем о мертвых, не жалеем живых». И вот я в Проказне тяпку схватила, в поле помчалась и с этой мыслью приехала домой, здесь «докручивала».
Дело в том, что картошку некоторые сельские жители окучивали старым способом — на сохе. В соху люди впрягались, и вперед. И мне эту лямку гужевую тоже пришлось тянуть. Я почему об этом всем говорю? Все должно быть живым в стихе. Так появились строчки: «Плечи до крови стерты от ремней гужевых, выезжаем на мертвых, погоняем живых». В общем, я с великим удовольствием писала это стихотворение «Лики».
И про ГУЛАГ. Мой профессор, завкафедрой [Александр Волчков], когда я работала в институте [преподавателем кафедры «Технологии металлов и материаловедение» Пензенского политехнического института], рассказывал, как когда арестовывали, сгоняли. Людей настолько набивали в камеры, что им присесть даже было нельзя. Они все стояли и по очереди как-то ноги друг другу на плечи клали. А когда по камерам уже разгоняли — шесть человек на одни нары. Из этих деталей стихотворение-то потом и складывалось: «Воздух камеры спертый, нары на шестерых, превращали там в мертвых даже вечно живых».
Потом у меня как-то был перерыв, не писались стихи. Мне привезли очередную партию книжек. Слышу в них шуршание какое-то. И, в общем, в ящике у меня штуки 4 или 5 книг погрызли мышки. У меня появилось стихотворение: «Поверили мыши слуху, что люди грызут науку, и с удовольствием мышки погрызли умные книжки».
Или, например, это было 9 апреля, день рождения моего сына, поздняя весна. Я стояла у окна и смотрю — пошел дождь. А ведь в народе как говорят: «Дождь снег съедает». И я стою у окна и использую это выражение: «Говорят, дождь снег съедает, ручейками снег рыдает. Дождь, ты можешь простудиться, снежной коркой подавиться».
Одна девочка режиссерский факультет или отделение заканчивала. Она хорошие стихи писала. Ирина Леонтьева. Она мне говорила: «Лариса Ивановна, я стихи должна снимать!» То есть она как оператор, как режиссер, должна их видеть.
А когда вот сейчас пишут стихи, стараются какие-то придумать неологизмы, новые слова, с каким-то вывертом, с каким-то ритмом очень трудноперевариваемым. И мы ждем песен, и мы ждем чего-то. Мы ничего не дождемся. Песню каким-то вымученным словом не споешь, сложным ритмом, строем — тоже не споешь.
— Лариса Ивановна, в Ваших стихотворениях находят отражения самые разные темы, и каждый читатель, наверняка, может найти созвучные со своими ощущениями мысли. А какую тему Вы могли бы выделить как главную в своем творчестве?
— Главная тема — человек. У меня натура такая. С 8 класса я уже журналист. А вообще и с 1 класса, потому что я уже тогда выпускала стенгазету со своей учительницей. Я журналистка и артистка — я всю жизнь играю на сцене, я всю жизнь пишу, делаю газеты, у меня даже компоновка и дизайн газеты в голове всегда. Это мое нутро.
И вот в институте [Пензенском политехническом институте] редактор газеты [«За инженерные кадры»] на время отъезда меня оставил вместо себя. И я была редактором многотиражки, я ходила в «Пензенскую правду», в типографию, сама шилом — тогда же литые строчки были — убирала лишние запятые. Мне все это нравилось. Это моя жизнь. Я не хотела работать учителем в школе только из-за ограничения моей широкой натуры, что это должен быть план, по которому ты говоришь. Не то, что ты хочешь об этом поэте и писателе сказать, а то, что тебе велено.
Вот это — делать то, что тебе велено — всю жизнь против моей души. Поэтому у меня и темы тоже такие. Тема человека. Человек — это особь, человек не подневольный. Природа, воля. Сложно ответить.
Война — это само собой [еще одна тема], это мое сиротство [отец Ларисы Яшиной погиб на фронте, когда ей было 2 года], мое детство. Это моя боль. Жизнь длинная, жизнь сложная, жизнь интересная, поэтому сложно сказать.
Стихов только о природе у меня нет. Вот «Выстрел» я написала по обиде какой-то всхлынувшей. Наш друг позвал в гости — лося завалили, приготовили котлеты лосиные. Мы приехали, и он рассказывал с таким восторгом про охоту. А у меня этот несчастный лось-красавец представился, и я домой пришла и написала эти стихи.
Поэтому, когда говорят, что я поэтесса, меня уже коробит. По младости да, это было. Но когда я пишу вот такие строчки [стихотворение «Равновесие»]: «Неспроста Бог на две половины разделить нашу Землю решил. На одну сыпал злата лавины, а другой дал богатство души», я не поэтесса, я — гражданин. Я болею, я переживаю. Почему переживаю? Потому что жизнь-то моя, она все захватила. Войну младенцем встретила, ребенком ее пережила. Помню отчетливо день, когда в воскресенье дома почему-то никого нет, бабушка только на кухне варит картошку, холод в доме. Только запах вареной картошки пробуждает еще больше голод. И я сижу, как Буратино, грызу луковицу. А брат потерял карточки, и дома уже полмесяца не было хлеба. Вот мой отчим (отец у меня погиб) поехал куда-то, какие-то вещи выменять на хлеб. И вот, когда он вечером, морозный день, январский, помню, входит, клубы холодного воздуха, он в шинели, в подоле несет четыре буханки хлеба — целое богатство. Я нигде не отметила этот случай про хлеб. Писать надо о том, что ощущаешь.
— Лариса Ивановна, я знаю, что непосредственно перед творческим вечером, состоявшимся в пензенской областной библиотеке имени М.Ю. Лермонтова 27 февраля, Вы себя плохо чувствовали, однако, несмотря ни на что, вышли на сцену и провели презентацию сборника. Откуда на протяжении стольких лет берутся силы и откуда такая стойкость духа?
— Если меня ждут, я не могу, чтобы кто-то вышел и сказал, что меня не будет. Я должна, в любом случае — хоть с носилок, но это сказать сама. Меня Евгений Шилов [директор центра культуры и досуга Пензы] на коленях уговаривал отказаться за два дня [до презентации], после первой «скорой».
А вообще я никогда не была неработающим поэтом. Я же всю жизнь работала, работаю до сих пор, и я всю жизнь или, как говорится, послушная дочь, или хорошая мама. Хорошая, не хорошая — не мне судить, но все равно я в делах всегда. И так как я человек очень многостаночный, я делать умею и берусь делать все. Потому что и в семье очень ограниченные средства, чтобы купить что-то. Поэтому я всегда оценивала: если я это могу сделать своими руками — хорошо, если нет — то буду тогда как-то стараться или купить, или от этого отказаться. Жили мы всегда не то, что небогато, а просто очень средне, не голодали, но и не жировали.
Когда мне вручали орден «Во имя жизни на земле» [2009] — вручал Николай Дроздов, а вел эту встречу диктор телевидения, не помню имени — и вот, когда я спускалась с ходунками на протезе, он говорит: «Героическая женщина. Перелом?» А я так спокойно говорю: «Нет, ампутация». Шок был явный.
Я благодарю Боженьку за это. Это дало мне возможность. Это, конечно, загрузило Яну [дочь Ларисы Яшиной] очень, но мне дало возможность работать. Бог меня посадил дома, чтобы я делала то, для чего он меня сюда отправил.
— Если заглянуть в будущее, есть ли у Вас уже какие-то задумки для новых сборников?
— Дело в том, что я сначала о Пензе собрала и картины, и книги. Но не получилось. Поэтому я перекинулась делать «Губернию». В 2013 году стихи из книги о Пензе печатались в журнале «Сура». Пусть я ее не выпустила, но я же заявила. Сейчас я буду обязательно выпускать, она у меня называется «Душою, кистью и пером». То есть стихи — это душа, художник — кисть, перо. Туда войдут стихи из второго тома книги «Пенза в поэзии», которая вышла к 350-летию города. И еще у нас была одна девушка, она рано умерла — Лариса Пустова, вот ее мама мне позвонила перед моим вечером и принесла книгу, которую она в память о своей дочери издала. Здесь очень много пензенских стихов. Есть чем дополнить, чтобы это не была книга один в один с тем, что уже напечатано. И у меня там через каждые 5–6 страниц картина будет.
В плане у меня еще детская книжечка.
— Лариса Ивановна, в настоящее время особую актуальность приобретает вопрос защиты авторских прав. Многие писатели и поэты стараются убрать свои произведения из свободного доступа. Какова Ваша позиция на этот счет?
— Труд наш должен быть оплачен. Воруют — авторское право должно быть. Мне сколько говорили: «У тебя там такие рассказы, за границу [нужно отправить]». А я боюсь, по-честному — переведут на другой язык, поставят другую фамилию, и привет!
Что получается? В школах нам нельзя выступать за деньги, еще что-то — нельзя. Как вот губернатор прежний [Василий Бочкарев] говорил: «Раз вы талантливые, вы должны своим талантом зарабатывать». А нам все везде нельзя. Ведь все писатели — это нищий народ. Это голый нищий народ.
— Лариса Ивановна, а какого мнения Вы о современной поэзии?
— Есть именно поэтессочки, которые не успеют наклепать строчки, тут же их в Facebook, в Интернет — куда угодно. Некоторые говорят: «А я вот написал сходу это стихотворение, больше к нему не возвращался». На такие стихи и смотреть не стоит.
Многие говорят: «А, Яшина — это не стихи. Это слишком просто, примитивно». Ничего подобного! Это вечно, это классически, это песенно.
Конечно, мы воспитаны были не так тогда. Серебряный век не в чести был, мягко говоря. Когда я училась в 7 классе, только разрешили Есенина, впервые появились книжки. Маяковского, естественно, мы учили. Я его поняла с самого начала. Но были такие поэты сверхпростые, именно рассчитанные на простой темный неграмотный народ, которому складно и ладно. И вот это «складно и ладно» — прием такой, он пошел очень надолго.
Сейчас ритма нет у людей, меня это коробит — привычка третью строчку не рифмовать с первой. Я не могу, меня переворачивает. «А вот там писали, там так было». Я сама допускала вольности по детской неразумности. В юности я допускала слабые рифмы. У рифм много лазеек — есть созвучные рифмы, есть оборотные рифмы, есть приблизительные рифмы — вот ведь в чем дело. А один поэт московский [Юрий Разумовский] он мне открыл точную рифму. И я ею заболела. Я теперь себе не позволяю неточных рифм.
Я за точную рифму, за четкий размер, за глубину мысли. Пустотелые стихи малоинтересны. Они могут быть красивенькими. Еще я не люблю стихи, которые надо переводить на русский язык, потому что бывают настолько усложненные. Не то, что у меня мозгов не хватает на них — зачем мне мозг тратить на перевод или на поиск мысли в замудреной, закрученной невероятно лабиринтами слов фразе? Я это с трудом понимаю.
Люди тянутся к стихам. Пусть никто не врет, что время рифмы, время строчки ушло. Тайну мне давно открыли мои читатели, самые простые люди. Когда у меня была целая страничка в журнале «Крестьянка», вот здесь я поняла. Женщины завалили меня письмами — 2,5 года они сыпались. И пишут все: «Это Вы написали обо мне». То есть не в вывернутом слове суть, не в каком-то заумном ходе строчки, а в том, что я в десятку попала мыслью, тоном. Я поняла, что если человек хотя бы в одном стихотворении нашел, что это как бы про него написано, все. Он будет читать стихи, он будет искать себя там.
— Лариса Ивановна, благодарю за интересную беседу! От всех читателей сайта агентства «PenzaNews» желаю Вам крепкого здоровья и реализации намеченных планов!
Яшина Лариса Ивановна — советский и российский поэт, член Союза писателей России, Союза журналистов СССР и России, лауреат литературных премий.
Родилась в Пензе в семье служащих 28 февраля 1941 года.
Отец погиб на фронте, когда ей было 2 года. Это событие оказало серьезное влияние на творчество — тематика Великой Отечественной войны занимает значительное место в произведениях.
Стихи начала писать в третьем классе.
В марте 1953 года в районной газете «За высокий урожай!» Путятинского района Рязанской области было опубликовано первое стихотворение.
В 1956 году стала внештатным корреспондентом пензенской газеты «Молодой ленинец», начала участвовать в деятельности одного из молодежных литературных объединений при областной организации Союза писателей СССР.
В 1958 году с золотой медалью окончила среднюю школу №1 имени В.Г. Белинского, в 1963 году — Пензенский политехнический институт, затем — аспирантуру при кафедре «Материаловедение».
До сентября 1984 года преподавала материаловедение в ППИ, где также руководила студенческой литературной группой «Варяги», была редактором вузовской газеты «За инженерные кадры».
С 1986 по 1999 годы работала в пензенской филармонии в качестве мастера художественного слова.
После выхода на пенсию трудилась в объединении литературных музеев Пензенской области и библиотеке имени М.Ю. Лермонтова.
В Пензе издано более 10 авторских сборников поэтессы. Ее стихи также опубликованы в ряде коллективных поэтических сборников, выпущенных в Москве, Саратове и Пензе.
Фрагмент стихотворения Ларисы Яшиной, посвященного пензенцам – участникам Великой Отечественной войны, увековечен на двух воинских мемориалах в России — в Пензе и Зеленограде.
27 февраля 2016 года в пензенской областной библиотеке имени М.Ю. Лермонтова состоялся творческий вечер, посвященный 75-летию Ларисы Яшиной. В его рамках прошла презентация двухтомного сборника «Любовь моя — губерния».