Пенза, 1 марта 2017. PenzaNews. Заслуженная артистка России, актриса пензенского областного драматического театра имени А.В. Луначарского Галина Репная дала интервью корреспонденту ИА «PenzaNews» Людмиле Мизиной, в котором рассказала, как происходит работа над спектаклями, что нужно, чтобы стать хорошим актером, а также поразмышляла о том, каким бы хотела видеть театр будущего.

Фотография © PenzaNews Купить фотографию

— Галина Евгеньевна, 25 февраля состоялась премьера Вашего бенефисного спектакля «Филумена Мартурано» по пьесе итальянского драматурга Эдуардо де Филиппо. Почему Вы остановились именно на этом произведении?

— Любая актриса хочет сыграть хорошую роль. А мне кажется что в «Филумене Мартурано» соединилось все, что есть в жизни женщины — любовь, дети, предательство, измены, расставания, опять любовь.

Всегда приятно играть, когда есть о чем сказать. И потом, все эти перипетии женские присутствуют в современном мире. У каждой женщины случалось что-то подобное в семье, в личной жизни. Приятно, когда ты играешь, и люди узнают себя.

— Расскажите, пожалуйста, когда началась работа над спектаклем?

— Мы начали репетировать 3 октября. Из-за новогодних праздников репетиции приходилось откладывать на некоторое время — были театральные, хозяйственные дела. Последний месяц или полмесяца мы уже репетировали в полную силу.

— На Ваш взгляд, сколько в целом требуется времени, чтобы полностью поставить спектакль — от идеи до премьеры?

— Разные бывают моменты. Например, приезжал [режиссер Валерий] Белякович, спектакль «Ромео и Джульетта» ставили за две недели. А вообще необходимо где-то 2–3 месяца. Это время уходит на читку, знакомство с пьесой, работу в репетиционном зале. Потом выходишь на сцену — ко всему надо привыкнуть. Это же чужая жизнь, мы же примеряем на себя другие характеры, другие жизни.

У меня больше 200 ролей. Представляете, сколько я жизней прожила разных?

— Галина Евгеньевна, бытует мнение, что роли, которые актер исполняет на сцене, накладывают определенный отпечаток на его жизнь, чему-то учат. Вы что-то взяли от своих героинь?

— Конечно, я училась, особенно на хороших пьесах. Почему бы, когда ты играешь хорошую роль — с умными словами, с хорошим текстом, не взять на заметку в жизни?

Я в последнее время привожу в пример «Оскара и Розовую даму» Эрика-Эммануэля Шмидта. В этом спектакле есть слова, которые можно говорить всегда. Бог сказал мальчику: «Нужно смотреть на мир, как будто видишь его в первый раз». Наша жизнь — это миг, а все остальное уже прошло или находится в будущем.

— Многие говорят о том, что актерам сложнее в обычной жизни, потому что образ, показанный на сцене, переходит в реальность. Каково Ваше мнение на этот счет?

— Это ерунда. Если я играю трагическую роль, я выйду из театра и буду нести образ чего-то такого героического или трагедийного? Да это глупость! Отыграл и забыл. Потому что есть своя жизнь, семья, внук, сын. И вообще — надо как-то жить, а не умирать.

— Не так давно мне удалось посетить спектакль «Звездный час», и я была просто поражена тем, что Вы делаете на сцене. Немногие молодые артисты могут так же легко упасть, подняться и начать танцевать. Откуда Вы черпаете энергию?

— Я ведь женщина и актриса. Знаете, чтобы дольше сохраниться на сцене, надо держать себя в узде, не разъедаться и просто любить себя, иначе ты не получишь таких ролей, как в «Звездном часе», где надо падать со всего роста. Роль в этом спектакле — «отрывная». Получаешь кайф и от нее, и от состава, от того, как играют артисты. Мне очень это нравится, я там балуюсь.

— Галина Евгеньевна, в Вашей жизни возникали моменты, когда хотелось все бросить и уйти из профессии, оставить сцену?

— Бывали такие минуты, но это не всерьез, потому что я ничего другого делать не умею. Чем я буду заниматься кроме театра? Я очень счастливая. Я выбрала профессию, которую люблю. Я знаю некоторых людей, которые приходят на работу, как на каторгу. Это плохо. А я прихожу с любовью.

У меня папа всю жизнь участвовал в самодеятельности — играл на гавайской гитаре, на барабанах, на цимбалах. Я с ним ездила. С третьего класса танцевала татарский танец, хотя я не татарка, а потом как-то совершенно случайно попала в театр. Это, наверное, Бог меня вел к этому. Я поэтому счастлива, что Боженька меня не покидает.

— Расскажите, как актерам за достаточно короткий срок удается выучить текст к спектаклю? Это ведь достаточно большой массив информации.

— Я и сама не знаю, как это получается. У каждого артиста есть свои секреты, но, в основном, мы учим по физическим действиям. Например, я пошла на кухню, значит, мне нужно сказать это, я отвернулась, значит, я другое говорю. Но учить надо все равно. Это хорошо — к старости маразма не будет.

— В Вашей практике бывали ситуации, когда тексты из разных спектаклей путались в голове? Может быть, не лично у Вас, а у коллег по цеху?

— Есть такой, я считаю, великий артист Михаил Яковлевич Каплан. Он забывал текст очень часто. Играли «Сон в летнюю ночь» Шекспира, стихами. За доли секунды он сочинил четверостишие, да еще так по-шекспировски. Вот такой выход из положения. Разные бывают ситуации. Бывает, что забываешь текст, но что делать? Мы же не моторы.

— Галина Евгеньевна, Вы уже более 50 лет на сцене. За вашу карьеру Вы играли как комедийные, так и драматические роли. Какое амплуа Вам ближе?

— Когда я пришла в театр, очень долго играла тюзовские роли, потому что я была маленькая, непосредственная. Молодые актеры всегда играют в сказках мальчиков, девочек. Сейчас, правда, уже редко такое бывает, чтобы женщина играла мальчика. Потом я родила, у меня случились в жизни всякие женские страсти — замужество, развод, дети, болезни. Появился такой груз, который дает возможность актрисе играть уже более серьезные роли.

Если хорошая роль трагедийная, почему бы не сыграть, а если комедийная — еще лучше.

— Труд актера очень многогранен. Приходится воплощать на сцене образы людей разных профессий. Какие знания для этого необходимы? И что, по Вашему мнению, нужно сделать артисту, чтобы наиболее точно, например, сыграть врача?

— Надо читать больше, надо знать историю, вообще надо быть умным. Я врача никогда не играла, но ребята говорят, что они ходят в больницу, смотрят, как себя ведут врачи, санитарки, как они делают операции.

Мы же думаем, что они все поглощены нами — ничего подобного. Когда мне делали операцию, я удивилась — я слышала, как они разговаривали про каких-то соседей. У них, конечно, своя жизнь. Для них, наверное, делать операцию как для меня репетировать.

— В наши дни в российских театрах можно увидеть постановки как по классическим произведениям, так и по современным. На Ваш взгляд, каких все-таки должно быть больше и что ближе лично Вам?

— Мне ближе хорошая пьеса. Я в последнее время очень много играю [в спектаклях по пьесам Александра] Островского. Мне это нравится. Понимаете, он такой классик, такой интересный, у него почти все пьесы со счастливым концом. А зрители любят, когда все хорошо заканчивается, потому что устали от всей этой поножовщины, убийств, которые показывают по телевидению.

Есть и современные пьесы очень хорошие, как например у нас «Мужчина к празднику». Мне нравятся такие. Может быть, это с возрастом пришло.

Бывает, конечно, плохое окончание спектакля, как, например, у меня в «Оскаре и Розовой даме», но там все равно присутствует катарсис, очищение от того, что произошло.

— Как Вы считаете, каким образом изменился театр за последние несколько десятилетий?

— Все поменялось кардинально. Другим театр стал. Мне так кажется. Мне не хватает старого [здания] театра [которое сгорело в Пензе 2 января 2008 года], где мне была знакома каждая дощечка, где все было намолено теми артистами, которые до этого работали. 220 лет — все это намолено, все это дышало театром.

Читайте также

Девять лет назад в Пензе сгорело здание театра

Новый театр, конечно, красивый, мраморный, зеркальный. Но он пока ненамоленный. Пока это современный театр, где еще, я так думаю, не очень душа присутствует.

Я даже не могу сказать. Это как небо и земля. Все вроде бы то же самое, но очень многое поменялось.

Может, потому что появилось телевидение, Интернет, люди больше знакомы с искусством, уже все знают. Некоторые зрители вообще «знают», как играть — артистам пишут. А я пришла в тот театр, когда еще почти телевидения не было. Артистов встречали у служебного входа, брали интервью после каждого спектакля. Не у меня, а у тех артистов, которые были постарше, были звездами.

Был театр, которым люди дышали, когда было три акта, и зрители не торопились домой, не бежали за галошами в раздевалку. Был дешевый буфет, где можно было съесть пирожное и выпить газировки. Сейчас не каждый себе может это позволить. Все изменилось.

— Еще несколько лет назад театральный этикет беспрекословно соблюдался. Сейчас можно часто наблюдать, как молодые люди и девушки приходят в джинсах и футболках. Кроме того, во время спектакля периодически звонят мобильные телефоны. Насколько это задевает артиста и мешает его работе?

— Я помню, как все время в старый театр ходила женщина. У нее была шляпа, шикарное декольте. Она сидела королевой и даже мешала своей шляпой тем, кто сзади. Но все равно это был приход в театр. Я не думаю, что она вскочила, надела шляпу и пошла — это была подготовка. А когда люди готовятся, у них другое отношение.

Сейчас такая быстротечная жизнь, все очень заняты. Я почему сказала об этой женщине? Может быть, жизнь была более размеренная. Сейчас все торопятся — кто-то на двух работах трудится, студенты бедные туда-сюда бегают, поэтому некогда. А, может, с годами этикет отошел на задний план.

На какие-то праздники ведь приходят нарядными. Например, на день рождения — думают, что надеть, какой подарок вручить, какие цветы купить. Это уже праздник.

Мне так хочется, чтобы театр был праздником для людей. Тогда будут готовиться, одеваться, пойдут вниз, наденут туфли и так далее.

А мобильные телефоны — это ужасно. Это очень выбивает.

— Галина Евгеньевна, давайте поговорим о контакте со зрителем. Некоторые артисты словно отгораживаются от пришедших в зал, а другие — будто вступают с ними в личный контакт. Как Вы завоевываете внимание и любовь зрителей?

— Я для себя, сколько играла, четвертую стену не ставлю. Потому что для меня важно общение со зрителями. Я слышу каждый вздох, когда они отвлекаются. Значит, я что-то недодала. Значит, это я виновата.

Я не хочу четвертую стену. Четвертая стена — это на телевидении, когда ты не видишь зрителя. А когда есть зал, его надо любить.

— По Вашему мнению, количество зрителей на спектаклях изменилось за 50 лет?

— Бывает разное время. Случаются моменты в сезоне, когда вообще полно зрителей, а бывает — мало, только партер полон. Еще смотря какие спектакли. Например, театралы уже пересмотрели все, а случайные зрители идут то ли на название, то ли еще на что. На «Ромео и Джульетту» приходят специально, потому что знают, что это про любовь, про страсти. Или работает сарафанное радио.

— Что Вы можете сказать о показах пензенских спектаклей в других городах? Где легче играть — на своей сцене или в гостях?

— Когда другой зритель — интересно, потому что своего ты уже «проверил». Я помню мы повезли в Тамбов спектакль «Мужчина к празднику». У нас он идет спокойно, а там с первого слова начался такой шикарный прием — они просто жили с нами на сцене. И мы как-то иначе стали играть. Зритель питает.

— Вы не раз становились членом жюри различных театральных фестивалей. Насколько сложно судить творчество других актеров?

— Очень сложно. Я когда была членом жюри, то, понимая актерское самолюбие, всегда говорила, что все хорошо. Чтобы обидеть артиста, ничего не надо. Можно просто отвернуться, и он поймет, что что-то не так.

Я не согласилась бы еще раз быть членом жюри. Не хочу. Это большая ответственность, потому что от твоего слова зависит очень многое.

— Галина Евгеньевна, при театре действует лаборатория актерского мастерства «Первая скрипка». В ней могут заниматься как дети, так и взрослые. На Ваш взгляд, чем подобное обучение может помочь людям в жизни?

— Ко мне приходят маленькие дети — от 5 до 8 лет. Некоторые родители, которые их приводят, не преследуют цели, чтобы их дети были артистами. Уже второй год занятия посещает мальчик. Когда он только пришел, прятался за декорациями, сейчас он обвыкся и даже участвует у меня в бенефисном спектакле.

«Первая скрипка» их раскрепощает, учит говорить правильно, правильно смотреть, выражать свои эмоции. Прививаются определенные правила, как нужно вести себя в театре. Потом ребенок сам выберет, чем ему заниматься. Если ему понравится, он пойдет дальше. Если нет, он выберет другую профессию.

Я со взрослыми не занимаюсь, но знаю, что некоторые взрослые приходят также раскрепоститься, потому что они в коллективе зажатые, считают себя изгоями.

— На Ваш взгляд, стать актером может каждый, или для этого необходим талант?

— Мне кажется, все равно нужен талант. Можно, конечно, научиться какому-то ремеслу, но ремесло от таланта отличается очень на сцене.

Над талантом надо работать, надо развивать его, не сидеть на месте. Надо учиться всю жизнь, у всех.

— Галина Евгеньевна, насколько важно изначально попасть к правильному учителю?

— Если ты после училища попал к хорошему режиссеру, и он тебе помогает раскрыться, тогда классно, тогда у тебя будет хорошее будущее. А если попал к плохому, как мой ребенок, то он сразу ушел. Мой сын Захар окончил горьковское училище, но по этой профессии не пошел. Ему как-то не повезло с самого начала, он попал в не очень благополучный театр, с очень маленькой зарплатой. А парню в 20 лет надо было и девушку повести куда-то в кино, как-то жить, платить за квартиру. В итоге он ушел.

Когда хорошие учителя по жизни, у тебя все складывается. Просто нужно ловить моменты — так же, как от хорошего режиссера. Иногда он покажет, а ты лови: вот это классно, это я возьму себе. Надо учиться.

— Галина Евгеньевна, каким бы Вы хотели видеть театр через 5, возможно, 10 лет. Каким он должен стать?

— Я хочу, чтобы театр любили, чтобы театр был благополучным, чтобы артисты получали хорошие деньги и не бедствовали.

Я хочу, чтобы наконец-то те, кто отвечает за нашу зарплату, за постановочные деньги, обратили внимание на наш театр. Обидно, когда слышишь, что где-то в Москве или другом городе миллионы отпускают на постановки, а наши спектакли одеваются из подбора, который когда-то горел. Это обидно.

— Спасибо Вам за интересную беседу! Успехов Вам в дальнейшей творческой деятельности!