Пенза, 11 октября 2016. PenzaNews. Художник Денис Коробков дал интервью корреспонденту ИА «PenzaNews» Маргарите Кривцовой, в котором рассказал о поиске баланса между желанием творить и необходимостью зарабатывать на жизнь, поделился мнением о современной молодежи, оценил с художественной точки зрения бюст Сталина у здания обкома КПРФ, убранную с улицы Московской «Школьницу» и другие арт-объекты, а также назвал стратегию развития облика Пензы призрачной и размытой.

Фотография © PenzaNews Купить фотографию

— Денис, Вы являетесь выпускником художественного училища имени К.А. Савицкого. Когда поступали в учреждение, наверняка, знали, что предстоит долго учиться, чтобы достичь высокого уровня мастерства, что впереди будут голодные студенческие годы и неопределенность после окончания училища. Вас это не пугало?

— Во-первых, в 1997 году все были голодные. Тогда это никого не пугало. Разговор о том, идти или не идти в училище, в нашей семье не стоял — я рисую, сколько себя помню. Вообще время тогда было прекрасное. Оно сильно отличает наше поколение от тех, кто учится сейчас.

Мы с первого курса, с первого дня были озадачены, как простое рисование этюдов превратить в возможность заработка, кого нарисовать, где найти заказы. Если какой-то разговор затевался об этом, мы сразу навостряли уши. Весь первый курс мы смотрели, кто из старшекурсников чем зарабатывает. На наших глазах были студенты второго курса — дизайнеры, легендарная группа. На этот курс поступили сразу 7–8 парней примерно одинакового склада ума, все рослые веселые, симпатичные и перспективные. У одного из них отец в Измайловском парке картины продавал. Один из них, самый рисковый, решил тоже попробовать. Сначала он поехал «просто к тете в Москву». Поехал и был среди тех художников, как шпион или разведчик, смотрел, как рисуют, что продают. Нарисовал свои первые березки, продал их там и вернулся с деньгами. Через считанные месяцы все училище знало, что он со своей компанией ездит в Москву и зарабатывает деньги. Мы тоже решили стремиться к этому.

Наше поколение было закалено тем, что не было денег. Мы осознавали, что нужно будет ехать в Москву. Представляете, в 16 лет приезжаешь в Москву, в которой никогда не был, нет родственников и ночевать негде? Там было много приключений, о которых мы потом весело рассказывали, потому что не понимали, какой опасности себя подвергали.

Сейчас некоторые выпускники художественного училища спрашивают, как мы в свое время начинали, чем зарабатывали. Обычно я отвечаю, что рецептов нет. Я понимаю, что мой путь с ночевками на вокзале в Москве и многим другим молодому человеку с iPhone уже вряд ли удастся пройти. Они вырастают и удивляются, что жизнь их не ждет, а в мире нужны люди с четкой целью и умением жертвовать.

Произошло самое страшное изменение в моей голове. Я начал думать, что творчество творчеством, а деньги деньгами. Иначе говоря, продавать творчество никогда не получится, потому что это удел элитный, музейный, и молодой художник о такой перспективе пока не может и мечтать. Мне тогда казалось, что писать этюды и расти творчески нужно в училище, а все, что делается на продажу, должно соответствовать определенному формату. В итоге очень много времени было потрачено на не очень продуктивную деятельность. Если бы была возможность все вернуть, наверное, сделал бы по-другому.

Вообще нужно учиться зарабатывать тем, что любишь. Зарабатывать тем, чего не любишь — это трагедия, а многие так и живут. Но как человек может качественно сделать вещь, если это не дает ему ощущения, что он стал лучше, если он не доставил этим, в том числе себе, удовольствие?

— Денис, Вы заговорили о современной молодежи. Чем, на Ваш взгляд, представители современного поколения отличаются от предыдущих?

— Образ молодого человека, даже, например, в Интернете, не заточен под культурное развитие. Нужно суметь что-то противопоставить массмедиа. Людей перестали ориентировать на то, чтобы они созидали.

Недавно приходила ко мне знакомая с племянником лет 12. Мы с ним разговорились о том, кем он хочет стать. Мальчик рассказал, что занимается в футбольной секции, хочет стать футболистом, но играть не за Россию, а уехать туда, где больше заплатят. Я тогда обратился к своей знакомой и сказал: «Вика, зря мы его кормим».

Почти все поколение такое. Большинство, если им представится шанс уехать из страны, это сделают. Если это продержится еще несколько лет или тем более поколений, мы будем говорить исключительно на английском языке, а про суверенитет вообще можно будет забыть. Если не будет героя, ничего не изменится, все продолжит идти по проторенному пути. Если этого не будут понимать люди, которые занимаются культурой — создают художественные образы, которые действуют в первую очередь не на мозг, а на подсознание, если этот процесс запустить и не создать героя — сильного, нужного, необходимого, то не будет эталона, на который нужно равняться.

Нужно быть гением, чтобы засунуть в этот механизм руку и уцелеть. Если сможешь что-то противопоставить массмедиа и остаться целым, хорошо. А если еще сможешь принести что-то свое или изменить, войдешь в историю.

— Денис, если я правильно Вас поняла, современному поколению не хватает достойного примера?

— Я вообще больше чем уверен, что все решает личность. Один человек может что-то изменить в ходе какой-либо стратегии, которую уже давно наметили люди, занимающиеся развитием общественного мнения и созданием культурных ценностей. Переломить этот путь может только человек очень сильный, волевой, имеющий огромную энергетическую базу — Ломоносов этакий. Художественные образы, если они сильные и талантливые, могут горы сворачивать. Ставку нужно делать именно на таких людей.

Я во многом согласен с [Никитой] Михалковым. Он заметил, что «Сибирский цирюльник» — это фильм, который пришла посмотреть вся страна, да еще и по нескольку раз, а его очень достойный, даже более зрелый «Солнечный удар» — нет. Он говорит, что зритель отвернулся от российского кино, потому что в нем нет героя. У нас нет образа, за которым бы хотелось следовать. Все пьют, курят. Там либо чернуха, либо бытовуха, либо вообще мир без России, вырванный из контекста.

Хорошо помню 1990-е годы, когда вышел фильм «Брат». Он был снят на копейки — никто не вкладывал деньги ни в спецэффекты, ни в дорогих актеров, но вся страна «перевернулась». Там были слова, которые все давно хотели услышать с экрана.

Даже одной песней можно заставить всю страну приехать в Пензу — я про туризм. Вот говорят, что надо повысить туристическую привлекательность региона, деньги на это выделяют, а все зависит от одного человека. Грубо говоря, Павел Воля спел песню «Пенза-сити» — вся страна узнала, что есть не только Пермь, но и Пенза. При этом он не брал из бюджета области денег, чтобы создать эту песню и пропиарить наш регион.

Если человек живет, осознает это, то не дает себе покоя, ищет пути — если не самому стать героем, который вдохновит людей, то хотя бы помочь другому реализоваться. Быть полезным — это не мазохизм, не самоотречение, а та единственная здоровая черта человека с большой буквы, которая должна всю жизнь им руководить. Если у человека нет этой созидательной мысли быть полезным, он автоматом становится паразитом.

— Денис, интересно Ваше мнение о современном творчестве. Лично у меня иногда складывается впечатление, что сейчас очень популярно то, что не имеет высокой художественной ценности — скетчи, иллюстрации, наброски, а серьезное академическое искусство, если можно так сказать, немодно. На Ваш взгляд, это так? С чем это может быть связано?

— Профессионально рисовать стало не то что не модно — люди не смотрят на это всерьез. Рисовать скетчи и наброски в качестве хобби — это, пожалуйста, это везде печатается, везде постится, везде лайкается. А вот написать, нарисовать те же самые улочки, как в училище, по всем правилам перспективы, это, во-первых, стало для многих просто трудно, а, во вторых, немодно.

У нас сейчас все меняется в сторону стоимости, образ заменяется цифрой. Сейчас люди стремятся жить богато, а не красиво. Если вдуматься — это колоссальная перемена в ценностях, в том, как и зачем жить. Люди в первую очередь исходят из позиций, где первостепенную важность имеет стоимость.

Скажем, квадратный метр в элитном жилье стоит определенную сумму, жилплощадь ведь меряют квадратными метрами, а не кубическими. Одно время часто бывал у знакомых на улице Московской, в их квартире 4 или 4,5 метра потолки. Там понимаешь, что люди, которые строили этот дом с такими требованиями, по-другому себе это и не представляли. Они думали: «Зачем мы будем делать потолки как в землянке, но три этажа? Лучше два, но хороших». Так же и в искусстве. Почему люди отходят от серьезных работ, даже сами авторы? Потому что нужно делать много, продавать дешевле, чтобы получился хоть какой-то объем.

Чтобы сделать хорошую вещь, нужно, во-первых, потратить силы на то, чтобы научиться ее делать, а сейчас люди торопятся жить, они торопятся заработать и потратить. А то, как заработать и на что потратить, не всегда важно.

— Денис, правильно ли я поняла Вашу мысль, что само время, в которое мы живем, формирует такое отношение к искусству как у художников, так и у зрителей, предполагающее упрощение и крен в сторону количества, а не качества?

— Раньше люди жили в другом ритме. А сейчас быстрее — лайкать, постить. Люди перестали быть готовыми к серьезному умственному труду. Толстые книжки — уже архаизм. Напечатай пост абзацев в 10–15 — все, много букв. Какая-то часть аудитории его даже не начнет читать, потому что это долго.

Очень много короткой ненужной информации — клиповое мышление. Настолько цепочка причинно-следственных явлений разрушена, что человек не выстраивает в голове серьезных мышлений, поэтому затевать крупный классический проект — почти нереально. Чтобы написать стихи, как Анна Ахматова, надо жить в то время и думать теми же образами. А сейчас все мелькает.

То, что сейчас происходит — результат отсутствия преемственности. Люди, не знают зачастую этапов развития их ремесла, будь то архитектура, музыка, изобразительное искусство, скульптура или театр. Только зная всю эту «лестницу», человек может сказать свое слово. Если нет, то это в чистом виде эпатаж.

Есть люди, которые вытворяют страшные вещи, чтобы удивить, а есть те, кто настолько органичен в фантазии, что всю жизнь красит одни и те же натюрморты или одни и те же березки, образно говоря. Они не делают художественного отбора. Это стопор. Они не растут. Как их научили в училище, так они и делают всю жизнь.

Моя позиция сродни аскетическому, монастырскому образу жизни. Я понимаю, что очень сильно себя ограничил в общении. Мои интересы заставляют меня быть «нетусовочным», иначе в моей голове тоже будет обрывочное мелькание.

Чтобы делать работы на уровне 100-летней давности, нужно и жить в этом ритме, а это удается, только отгородившись. Получается, я сам себе создаю искусственную атмосферу.

Многие не понимают, что нельзя создать работу и сразу пойти «тусить». Ты просто не сможешь делать стоящие вещи и пиариться.

Я живу тем миром, который мне дает возможность творить и рисовать, но реализовать продукт я должен уже в другом мире — получается, я оторван от мира, в котором мне надо реализовать продукт творчества. Это несоответствие на самом деле — трагическая ситуация людей, которые выбирают такой сложный путь. Нам не то чтобы труднее, чем другим, но здесь есть своя специфика.

Кроме того, любая тема имеет свои знаки. Например, я рисовал старую Пензу, там было много церквей. Православные автоматически меня записали в прихожане и относятся ко мне как к воцерковленному человеку. На самом деле я люблю эти храмы с архитектурной точки зрения. Я пытаюсь объяснить, что не хочу никак комментировать их идейное наполнение, мне интересно это только с точки зрения красоты и развития облика Пензы. Но не все, к сожалению, понимают.

— По Вашему мнению, в Пензе также прослеживается общая тенденция к некоторому упрощению в искусстве?

— Сейчас начали говорить, что украшают город арт-объектами, малыми архитектурными формами. Я понимаю, что за последние пять лет столько табличек прикрутили, столько маленьких скульптурок на частные деньги поставили! Говорят, что творческая интеллигенция имеет возможность самовыразиться.

Я думаю, что все мельчает. Скульптуры становятся настолько местечковыми! Например, вот этот кот с копилкой на улице Красной. Я смотрю, и формы эти приближаются все больше к скетчам. Авторы как бы говорят: «Я не умею лепить, но я люблю лепить». И лепят! Все смотрят и думают, что так и должно быть.

Читайте также

Пензенскую «Школьницу» с наступлением холодов одели в куртку и шапку

«Школьницу» когда поставили на Московской, я понимал, что люди хотят видеть доброе вокруг себя. Школьница у них, особенно у старшего поколения, ассоциировалась с тем миром, который уже ушел. С тем миром, где были такие понятия, как родина, патриотизм, хорошо учиться, пятерки — и никакой пошлости. А о том, как это воплотить, никто не задумался. «Школьницу» они поставили за свой счет как рекламу школьной одежды. Но это же копия с ЛФЗ-шной статуэтки [Ленинградского фарфорового завода] 1950-х годов. Там школьница выглядит, как школьница — в классических пропорциях статуэтки. А когда ее увеличили в бетоне, на нее стало страшно смотреть, потому что в маленьком размере не было претензий к пропорциям, там была мультяшка.

Все происходит вроде бы с добрыми намерениями, но люди не понимают многих вещей. Например, что на кирпичном доме нельзя ставить деревянные наличники, что нельзя ставить бюст Сталина и красить его в золотой цвет — это пошло. Или вот, например, прицепили табличку Мариенгофу. Там до него висела табличка о том, что это здание является памятником архитектуры. Они их повесили на разной высоте. Всегда по низу ровняли таблички, если они рядом. Или вот недавно открыли в ПГУ бюст Николаю Бурденко. Белый постамент и белый гипсовый бюст. С него снимают белое покрывало, и я смотрю: стоит бюст, а за ним — огромный ящик пожарной безопасности чуть ли не с лопатами. Я думаю, неужели нет другого места в ПГУ для памятника?

Недавно на Фонтанной площади «медведя» установили. С одной стороны, это хорошо, что люди на деньги из своего кармана хотят сделать подарок городу, но нужно думать о сохранении гармонии.

Меня особенно тревожит исторический центр города, потому что здесь еще хоть что-то уцелело, что-то можно спасти, что-то можно не испортить. Все, что касается пензенского «замкадья» — это темный лес. Там очень трудно что-то испортить, потому что там и так ничего нет. Если там нет изначальной гармонии, делайте там, что хотите, там все это уместно.

— Денис, Вы являетесь членом художественного совета Пензы и, наверняка, знаете о планах по установке новых памятников. Что ждет нас в ближайшем будущем — установка преимущественно малых архитектурных форм или реализация крупных проектов?

— Да, я наблюдаю работу художественного совета города уже год. За это время было несколько предложений от частных лиц и городской администрации по установке или реконструкции малых и средних архитектурных форм, но все эти наши заседания носили какой-то рекомендательный характер. На деле же выяснилось, что решают совсем другие люди, хотя Вы, наверное, скажете, что это не новость.

В городе нет никакой стратегии развития его художественной составляющей. Все настолько условно и призрачно, что складывается впечатление, что такая размытость кому-то очень выгодна.

Меня куда больше беспокоит не размер и количество новых объектов, а их ценность, уместность и своевременность, потому что у нас могут бесконечно инициировать установку новых памятников и через короткое время забывать о них. Ярчайший пример — конкурс на памятник царю-основателю. Лет восемь назад проводили такой. Скульпторы предложили свои макеты, провели интернет-голосование, выбрали победителя и все! Где этот памятник теперь? Кто последний раз вспоминал о нем?

— Денис, что бы Вы как человек, состоявшийся в профессии, пожелали начинающим художникам, делающим первые шаги на пути к мастерству?

— Я бы хотел пожелать им в творчестве, как и в любом другом деле, стремиться к совершенству. Разумеется, оно недостижимо, поэтому путь обещает быть длинным и интересным.

Еще важный, на мой взгляд, совет — учиться задавать себе вопросы, пусть даже они будут неудобные, пусть сложные. На них обязательно надо находить честные ответы. Нужно всегда видеть суть явления, разгребая кучу следствий, находить причину, отличать главное от второстепенного. Тогда молодые художники смогут понять всю ответственность, которая лежит на людях творческих профессий.

— Денис, большое спасибо за честные и интересные ответы. Было искренне приятно с Вами пообщаться.